Перевод рассказа «Mrs. Riddle’s Daughter» из сборника «Во тьме ночной и в свете дня» (Between the Dark and the Daylight) Ричарда Марша. В качестве иллюстраций использованы портреты Сары Бернар и Эллен Терри — известных актрис второй половины XIX века.
Другие рассказы из сборника
- Об авторе
- Экскурсия моей тётушки
- Стул с привидением
- Нелли
- Дочь миссис Риддл
***
Когда меня попросили провести с ними лето или хотя бы часть его, сколько я могу себе позволить, я поначалу хотел отмахнуться, сказав, что у меня нет на это времени. Конечно, дядя и тётя – это дядя и тётя, и я не хочу сказать, будто имею что-то против мистера и миссис Пласкетт. Но мистеру было 55, и он уже превращался в дряхлую развалину. А миссис всегда поражала меня тем, что была почти на 10 лет старше.
Детей они не имели, но, увы, племянница миссис Пласкетт – мистер был братом моей матери, стало быть его жена не являлась мне кровной роднёй – так вот племянница миссис Пласкетт собиралась провести лето с ними, и мне предлагалось составить ей компанию.
Разумеется, я не говорю, что провести отпуск с одинокой незамужней девушкой так уж плохо, однако всё зависит от девушки. В данном случае главной проблемой была её мать.
Девушка была ребёнком брата миссис Пласкетт – его звали Риддл. Он был мёртв. А вот его жёнушка к сожалению, ещё здравствовала. Я никогда её не видел, но слышал о ней с самого детства. Она относилась к раздражающим противникам всего и вся. В её присутствии запрещалось курить, пить, громко дышать и прочее в том же духе, если вы понимаете о чём я. Могу поспорить, вы о ней тоже слышали.
Насколько мне известно, у меня немного пороков. С другой стороны, мне не нравилась перспектива застрять в глуши вместе с дочерью женщины-крестоносца. С ещё одной стороны, дядя Пласкетт нередко выручал меня и в целом был славным парнем, и, полагаю, ожидал, что я в такой ситуации выручу его. Поэтому я склонялся к мысли, что всё же поеду взглянуть на девушку.
Я не провёл в их доме и получаса, как уже пожалел о своём решении. Мисс Риддл не приехала – и учитывая, что о ней наговорила тётушка, я надеялся, что и не приедет, по крайней мере, пока я здесь. Пласкетты к тому же не видели её с раннего детства – миссис Риддл была невысокого мнения о них, потому что те не поддерживали её борьбу против всего. С самой смерти мужа она игнорировала их, и только сейчас, много лет спустя, дала слабину и вспомнила об их существовании. Похоже, что её дочка тоже состояла в каком-то кружке борцунов.
Тема себя исчерпала.
Миссис Риддл была сейчас в Америке, боролась с очередной напастью. Внезапно встал вопрос о том, где её дочурка проведёт лето, и она удивила Пласкеттов телеграммой из Штатов, в которой интересовалась, могут ли они выделить ей комнату. Мои незлопамятные и добросердечные дядя и тётя конечно же согласились.
Дэйв, в тот момент, когда я наконец-то увидел её, клянусь тебе, ты мог бы сбить меня с ног одним пёрышком.
Всю ночь она снилась мне в кошмарах. Поутру, надеясь, что от свежего воздуха выветрится хотя бы часть из них, я отправился на прогулку, а когда вернулся… Изящное создание сидело в столовой и беседовало с тётушкой – даю тебе слово, она дюйма на два ниже моего плеча. Не хочу сказать, что я пришёл в восторг – я считаю, что уже вырос из этого. Однако я никогда прежде не видел такой милашки. Пока я гадал, кто же это, моя тётушка представила нас друг другу:
– Чарли, это твоя кузина Мэй Риддл. Мэй, это твой кузен Чарльз Кемпстер.
Она поднялась – такая малютка! Она протянула мне руку – наверное даже четвёртый размер перчаток был бы ей великоват. Она посмотрела на меня сияющими глазами – клянусь, ты никогда не видел таких! Её улыбка была такой заразительной, что, готов поспорить, самый угрюмый человек на свете, увидев её, не смог бы хмуриться дальше.
– Рада вас видеть, кузен.
Её голос! А интонации! Как я уже писал, меня можно было сбить с ног пёрышком.
Я будто оказался в раю. Не нашлось ещё человека, которому повезло бы больше, чем мне. Это была награда за мою добродетель. Я приехал исполнить свой долг, как бы тяжёл он ни был, и получил за это награду. Настоящая загадка, как у такой мамаши получилось такое дитя. В ней не было ни капли ханжества, ни единого воинственного порыва, она была открыта ко всему.
Мой дядя сам превратился в лицемерного святошу, когда, готовясь к её приезду, изменил все свои привычки. Устраивал семейные молитвы по утрам и вечерам, читал проповеди, скорбел над невинно убиенным куском мяса. Подозреваю, он запер на ключ бильярдную и комнату для курения, спрятал все интересные книги и всю «недостаточно праведную» музыку, превратив свой дом в настоящий мавзолей. Но стоило ему провести всего пять минут в обществе Мэй Риддл, как подобные сумасбродства оставили его.
К слову о запертой бильярдной – ты бы видел, как она играет! А как она управляется с кием, несмотря на свою миниатюрность! А как поёт! Она знает все известные мелодии. Грустные, от которых дрожали наши сердца, и слёзы лились из глаз, весёлые – по последней моде. Не знаю, как ей это удавалось, но она заставляла нас смеяться до слёз.
Ну прямо Восхитительный Крайтон! [герой одноимённой комедийной пьесы Джеймса Барри. В 57-м году по ней был снят фильм с таким же названием. — Прим. пер.]
Я никогда не видел девушку, которая бы играла в теннис лучше неё. Она ездила верхом как амазонка. А прогулки… Наши с ней прогулки среди деревьев были так прекрасны, словно это было во сне.
Не подумай, что она была из тех вульгарных «прогрессивных» девиц – совсем наоборот. Она прочитала больше книг, чем я – не то чтобы я много читаю, но всё же. Ей нравятся книги, а вот я совсем не читатель.
К слову о чтении. Однажды, когда мы наедине гуляли в парке – мы почти всегда были наедине – мне взбрело в голову почитать ей книгу. Она слушала страницу-две, а потом прервала меня:
– И это вы называете чтением?
Я удивлённо уставился на неё.
– Лучше я буду читать вам. Дайте сюда книгу, – она протянула руку.
Я отдал. Дэйв, ты никогда не слышал такого чтения! Дело не только в выражении, не только в звучании её голоса. Она вдыхала саму жизнь в сухие слова. Образы будто воплощались в реальности, проходя сквозь её губы.
С тех пор я никогда больше не читал ей, а вот она мне очень часто. Много часов я провёл лёжа рядом с ней на зелёном мху, пока она оживляла образы Шекспира и ему подобных. Она читала всё подряд. Думаю, она могла вдохнуть жизнь даже в газетную статью.
Однажды она читала мне описание известной танцовщицы. Писатель увидел эту женщину в каком-то испанском театре. Очень эмоциональное описание — по крайней мере таким оно звучало в её исполнении. С восторгом и трепетом зрители смотрели представление, боясь упустить малейшее движение исполнительницы.
Мэй отложила книгу и встала передо мной. Я поднялся тоже и спросил, чего это она.
– Интересно, – сказала она, – а что если та испанка танцевала что-то вроде этого.
И она станцевала. Дэйв. Ты мой верный друг, мой fidus Achates [верный Ахат — оруженосец Энея, героя древнегреческой мифологии, чья преданность вошла в поговорку. — Прим.пер.] иначе бы я тебе об этом не рассказывал. Я никогда не забуду этот день. Жидкий огонь разлился по моим венам. Настоящая волшебница! Она танцевала без музыки, в тени раскидистого дерева, так страстно, словно в переполненном театре – и только для меня! Я смотрел на неё как околдованный, честное слово, даже не шевельнулся. А когда она с поклоном закончила, я вскочил и бросился к ней. Собирался обнять её, но она отстранилась.
– Мистер Кемпстер! – воскликнула она с игривой скромностью, держа меня на расстоянии вытянутой руки.
– Я просто хотел поцелуй, – воскликнул я. – Разве я не могу поцеловать кузину?
– Как вам угодно, но только какую-нибудь другую кузину.
И пошла прочь, оставив меня стоять и глупо хлопать глазами как сова.
На следующее утро, как раз когда я собирался покурить в холле после завтрака, ко мне подошла тётушка Пласкетт. Беспокойство читалось на её добром лице. В руках она держала открытое письмо.
– Чарли, мне очень жаль.
– Если вам жаль, тётушка, то и мне тоже. Но о чём сожаления?
– Миссис Риддл приезжает.
– Приезжает? Когда?
– Сегодня, этим утром. Я жду её с минуты на минуту.
– Но я думал, что она застрянет в Америке месяца на три.
– Я тоже так думала. Но похоже, она изменила планы – может что-то случилось. Она прибыла в Англию вчера. Написала мне, что приедет так рано, как только сможет. Вот её письмо. Чарли, не мог бы ты рассказать об этом Мэй?
Последний вопрос она задала с такой робостью, будто просила меня избавить её от необходимости это делать. Дело в том, что, как мы быстро выяснили, мисс Риддл готова была говорить обо всём на свете, кроме своей матери. Стоило упомянуть её, как она тут же меняла тему или умолкала. Никогда она сама не называла её имени. Сознательно или нет, но она намекнула нам, что между ней и матерью, мягко говоря, нет любви и взаимопонимания. Полагаю, новость о скором приезде миссис Риддл не будет для неё приятной. Тётушка, видимо, считала так же.
– Нельзя допустить, чтобы это застало Мэй врасплох, кто-то должен сказать ей. Ты найдёшь её в гостиной.
Просто удивительно, как Пласкетты любят перекладывать заботу о малейших жизненных неурядицах на чужие плечи. Однако только я хотел напомнить, что сообщать ужасные новости юной леди будет более уместно тётушке, чем мне, миссис Пласкетт воспользовалась моим минутным замешательством и ретировалась.
Я действительно нашёл мисс Риддл в гостиной. Она лежала на софе и читала. Едва я вошёл, она поняла, что что-то не так.
– Что случилось? Вы выглядите несчастным.
– Это может показаться эгоистичным, но я и правда не очень счастлив. Не так давно я услышал новости, которые, если позволишь так выразиться, ошарашили меня.
– Если я позволю! К чему эти церемонии? Это официальные новости или слухи?
– Как думаешь, кто вот-вот приедет?
– Приедет? Куда? Сюда?
Я кивнул.
– Не имею ни малейшего понятия! Откуда мне знать?
– Это кое-кто связанный с вами.
До сих пор она расслабленно лежала на софе, но после этих слов удивлённо подскочила.
– Со мной? Мистер Кемпстер! Что вы имеете в виду? Кому понадобилось приезжать сюда ко мне?
– Мэй. Разве вы не догадываетесь?
– Да как я могу догадаться! О чём вы?
– Это ваша мать.
– Моя… мать!
Я ожидал, что это известие взволнует её, но я не представлял насколько. Она вскочила на ноги. Забытая книга выпала из рук.
– Моя… мать! – повторила она, уставившись на меня и сжав кулачки. – Мистер Кемпстер, немедленно объяснитесь!
Я подумал, что миссис Риддл, в общих чертах именно такая мать, какой я её себе представлял, если дочь так беспокоит новость о её приезде. Мэй всегда поражала меня своим спокойствием, но сейчас она была сама на себя не похожа. Смотрела на меня так, что я почувствовал себя последним грубияном.
– Тётушка только что рассказала мне об этом.
– О чём?
– Что приезжает миссис Риддл…
– Миссис Риддл? Моя мать? Рассказывайте уже!
Она топнула – вроде бы по полу, а чувствовалось так, будто по мне. Я продолжил, чувствуя, как пот катится по моей спине.
– Тётушка только что рассказала мне, что миссис Риддл вчера прибыла в Англию. А сегодня утром она написала, что сразу же отправится к нам.
– Я не понимаю! – она действительно смотрела на меня непонимающим взглядом. – Я думала… Мне сказали, что она останется в Америке ещё несколько месяцев.
– Видимо она передумала.
– Передумала! – девушка посмотрела на меня так, будто я несу какую-то чушь. – Когда, говорите, она приедет?
– Тётушка сказала мне, что ждёт её в любую минуту.
– Мистер Кемпстер, что же мне делать?
Она бросилась ко мне, протягивая руки и дрожа и в целом, как мне показалось, пребывая в сильном душевном волнении.
– Боюсь, Мэй, миссис Риддл не была для вас хорошей матерью. Я догадывался об это раньше, но и не думал, что всё окажется настолько плохо.
– Догадывались? Вы, мой дорогой сэр, не имеете ни малейшего понятия об этом. Очевидно, что я должна бежать.
– Бежать? Мэй!
Она подалась вперёд. Полагаю, она немедленно бы выбежала из комнаты, если бы я не стоял на пути к двери.
Признаюсь, я немного запаниковал. Возможно мне стоило подать эту новость ещё мягче. В чём-то я ошибся. Что-то пошло не так, если после долгой разлуки с матерью – насколько я знаю, они не виделись несколько лет – первой же реакцией дочери на её возвращение стало желание сбежать.
– Ну?! – Воскликнула она, глядя на меня – маленькое испуганное существо.
– Мэй, дорогая, что вы имеете в виду? Куда вы собрались бежать? В вашу комнату?
– Мою комнату? Нет! Я собираюсь далеко-далеко от сюда и прямо сейчас, так быстро, как только смогу!
– Но это же ваша мать, в конце концов. Уверен, она не может быть настолько отвратительной личностью, что при одной мысли о встрече с ней вы готовы сбежать бог знает куда. Насколько я знаю, она изменила свои планы и поспешила сюда через всю Атлантику только чтобы увидеть вас.
Несколько мгновений она молча смотрела на меня, будто оцепенела.
– Мистер Кемпстер. Ваши измышления о моих делах мне совершенно не понятны. А ещё более мне непонятны причины, по которым вы пытаетесь удержать меня. Конечно, вы мужчина, а я женщина, вы большой, а я маленькая, но… Это всё, что вы можете мне сказать?
– Ну, как знаете…
Я пожал плечами и отошёл. Как раз в этот момент в комнату вошла моя тётушка, а за ней другая женщина.
– Мэй, моя дорогая, – сказала тётушка, и мне показалось, что её голос дрожал, – твоя матушка здесь.
Женщина рядом с ней была высокой рыхлой особой, с волосами цвета стали, с квадратным волевым подбородком и таким взглядом, который смутил бы даже Сфинкса. Им она разглядывала Мэй через пенсне, которое она держала на кончике носа. Но приблизиться к ней не спешила. И приветствовать тоже. Ни суровое выражение лица, ни строгий взгляд, ни плотно сжатые губы не изменились ни капли.
Полагаю, не самый плохой способ встретить дочь после долгой разлуки, вполне подходящий для такой дамы. В приступе жалости я повернулся к Мэй. Она выглядела до смерти напуганной, чем очень меня удивила. Меня и самого бросило в дрожь от её вида. Её лицо вытянулось и побледнело, губы дрожали, а большие глаза были широко открыты как у дикого животного, которое вот-вот сойдёт с ума от страха.
Тишина была почти болезненной. Не сомневаюсь, тётушка тоже это чувствовала – она очень сопереживала Мэй. Вероятно, ей было непонятно, почему девушка так напугана и почему женщина так холодна. Боюсь, именно поэтому, она попыталась смягчить ситуацию – довольно нелепо и неуклюже.
– Мэй, твоя матушка здесь, разве не видишь?
Миссис Риддл повернулась к тётушке.
– Я вас не понимаю, – сказала она. – Кто это?
Тётушка коротко ахнула. Я знал, что она сейчас тоже дрожит.
– Это Мэй, разве вы не видите?
– Мэй? Это? Эта девушка?
Она снова посмотрела на стоящую рядом со мной девушку. Что за взгляд!
Снова наступила тишина. Не знаю, что чувствовала в этот момент тётушка. Но судя по тому, что чувствовал я, несложно догадаться. А чувствовал я будто удар молнии вдруг осветил мои деяния, и осознание их ввергло меня в пучину вечного стыда. Осознание столь внезапное, как гром среди ясного неба, хотя в тот момент я не понял до конца, в чём же оно заключалось. Глядя на девушку, которая казалась даже меньше, чем обычно, я понял, что если не соберу в кулак всю свою волю, то рухну на пол. Уж лучше быть избитым или переломать половину костей, чем терпеть такие страдания.
Маленькое тельце девушки покачнулось. На мгновение мне показалось, что она вот-вот потеряет сознание. Но она тоже взяла себя в руки, сжав кулачки. Судорога прошла по её лицу. Наконец она повернулась к тётушке.
– Я не Мэй Риддл, — сказала она одновременно натянуто, пылко и дерзко, её голос разительно отличался от того, что я слышал прежде, как мел от сыра. – О, лучше бы я никогда ею не называлась!
Она закрыла лицо руками и разрыдалась. Так отчаянно, будто эмоции вот-вот разорвут её изнутри. Мы с тётушкой остолбенели. Что до миссис Риддл, то она – если вдуматься, это было вполне естественно – ничего не поняла.
– Сделайте милость, объясните мне, что означает это необычное представление? – повернулась она к тётушке и вцепилась ей в руку.
– О Боже, — только и смогла выдать моя тётушка в ответ.
– Отвечайте! – похоже, миссис Риддл встряхнула её. – Где моя дочь Мэй?
– Мы думали… Нам сказали, что это и есть Мэй. – Миссис Пласкетт повернулась к девушке, которая рыдала так, будто её сердце разбито. – Мне очень жаль, но ты сама заставила нас считать, будто ты Мэй.
Искра понимания сверкнула в разуме миссис Риддл и высветила на лице главную черту её характера. Она повернулась к девушке с выражением непоколебимой решимости. Женщине, которая способна выдать такое на лице, просто предначертано быть лидером – такая ни за что не уступит. Я всей душой надеюсь, что моя жена – если я обзаведусь таковой – не будет смотреть на меня так во время семейных разногласий. Иначе я просто не смогу ей противостоять. А ещё, глядя на миссис Риддл, я порадовался, что она не моя мать.
– Прекрати реветь, – сказала она, подойдя к девушке, тихо, но таким тоном, от которого заледенели бы и котлы в аду. – Убери руки от лица. Натворила бед, а теперь боишься ответить за свои преступления? Уверяю, слёзы тебе не помогут. Единственная твоя надежда сейчас – это честность. Слышишь, что я говорю тебе? Убери руки от лица.
Её слова сыпались на девушку как удары кнута. Она подчинилась и убрала руки от лица. Её глаза блестели от слёз. Крупные капли катились по щекам. Она всё ещё всхлипывала. Должен отметить, слёзы ничуть не улучшили её внешность. Было видно, как она изо всех сил пытается успокоиться. Однако на миссис Риддл она смотрела с уверенностью, которой я был очень рад, независимо от того, кто из них двоих окажется прав.
– Кто ты такая? – продолжила воительница за всё и против всех безжалостным тоном. – Зачем ты проникла в дом Пласкеттов под видом моей дочери?
Ответ девушки изрядно меня удивил.
– Я не обязана вам ничего объяснять.
– Ошибаешься. Ты задолжала мне подробное объяснение. И ты мне его дашь, прежде чем я с тобой закончу.
– Я не хочу и не буду с вами разговаривать. Будьте добры, дайте мне пройти.
Миссис Риддл аж отшатнулась от такой дерзости. Я же был в восторге. Что бы не заставило её рыдать, но это точно не было малодушие. Её мужества хватило бы на несколько десятков человек. Это воодушевляло.
– Дам тебе совет, девочка, со мной такие вещи не пройдут – по крайне мере если хочешь, чтобы я быстро от тебя отстала и сдала в полицию.
– В полицию? Меня? Да вы с ума сошли!
Миссис Риддл действительно стала похожа на безумную. Даже позеленела. Она грубо схватила девушку за плечо и сжала так, что та скривилась от боли. Больше я не мог этого вынести.
– Прошу прощения, миссис Риддл, но если вы позволите…
Позволит она или нет, я не ждал ответа. Вежливо, насколько это вообще было возможно, я оттеснил её от девушки.
– А вы кто такой, скажите на милость?
– Я племянник миссис Пласкетт, Чарльз Кемпстер, к вашим услугам, миссис Риддл.
– Так вы Чарльз Кемпстер? Я слышала о вас.
Я едва не сказанул, что тоже о ней слышал, но вовремя сдержался.
– Будьте так добры, молодой человек, не вмешивайтесь.
Я поклонился.
– Весьма вам признательна, мистер Кемпстер, – сказала девушка и, уже почти успокоившись, повернулась к тёте, – Миссис Пласкетт, я должна объясниться перед вами. И я готова это сделать когда вам будет угодно.
Моя тётушка беспомощно и бесцельно сжимала руки. Если я не ошибся, она даже расплакалась. Должен отметить, моя тётушка была самой миролюбивой душой на свете – после дядюшки, конечно. Малейший намёк на конфликт, малейшая вспышка гнева, и эта парочка готова в панике убегать.
– Ох, голубушка, мне не хотелось бы тебя обижать, но знаешь, я думаю, тебе стоит объясниться. Мы с твоим дядей очень привязались к тебе.
Не самая складная речь даже для моей тётушки, но, как оказалось, вполне подходящая для той, кому она предназначалась. Девушка подбежала к тёте, взяла за руки и расцеловала в обе щеки.
– Ох, дорогая, я поступила с вами очень дурно, но я вовсе не такая злодейка, как вам представляется. Я сейчас же всё расскажу.
Она сцепила руки за спиной и смущённо глянула на тётушку. Однако я ясно видел, как лицемерна её застенчивость, и что на самом деле она отъявленная негодяйка.
– Вы должны знать, что меня зовут Дэйзи Харди. Я дочь Френсиса Харди из Коринфского Театра.
Как только она это сказала, я её узнал. Помнишь, мы частенько видели её в «Страннике без гроша в кармане»? Помнишь, как хороша она была? Как мы оба влюбились в неё? И действительно, всё это время меня мучило ощущение, что я раньше её где-то видел. Какой же я осёл! С другой стороны, кто бы мог подумать, что именно она станет изображать дочку миссис Риддл.
Что до самой миссис Риддл, то услышав о профессии этой юной леди она едва не задохнулась от презрения.
– Актриса! – воскликнула она и подобрала юбки, будто боялась что они коснутся заразной грешницы.
Мисс Харди не обратила на это внимания.
– Мэй Риддл – моя близкая подруга.
– Я в это не верю. – воскликнула Миссис Риддл, надо сказать, весьма искренне.
Мисс Харди не обратила внимание и на это.
– Больше всего на свете она хочет стать актрисой.
– Враньё!
На это мисс Харди обратила внимание.
– Это не ложь, и вы это знаете, – сказала она, повернувшись к внезапно утратившей лицемерную праведность леди, – Вам хорошо известно, что она мечтает об этом с самого раннего детства.
– Это была просто детский каприз.
– Миссис Риддл использует свою терминологию, я свою. – мисс Харди пожала плечами. – Могу только поведать, что Мэй часто рассказывала, как ещё будучи совсем малышкой любила представлять себя актрисой, а мать порола её, когда заставала за этим занятием. Пыталась заставить дать обещание, что та никогда и близко не подойдёт к театру, а когда она отказалась, жестоко избила её. Когда Мэй стала старше, мать порой по несколько дней держала её взаперти без еды…
– Придержи язык, девка! Кто ты такая, чтобы обсуждать, что я делаю со своим ребёнком? Сама только что призналась, что стала разрисованной куклой, и, похоже, даже не стыдишься своего позора. Существо, в котором я не нахожу не капли естественной женственности. Снова я призываю тебя рассказать – и без всякого бахвальства – зачем такое существо, как ты, прикинулось моей дочерью?
Девушка не соизволила ответить. Вместо этого она посмотрела на миссис Риддл с насмешливым презрением, что только ещё больше вывело её из себя.
– Миссис Пласкетт, – повернулась мисс Харди к тётушке, – я рассказываю это именно вам. Всю свою жизнь Мэй хотела быть актрисой. Когда она выросла, это желание только усилилось. Понимаете, вся моя семья связана с театром. И сама люблю его. Разве могла я не поддержать подругу? К тому же… У меня есть брат…
Она сделала паузу. На её лице мелькнуло озорство. Тогда как миссис Риддл помрачнела ещё больше. Но она позволила девушке продолжить.
– Клод верит в неё и поддерживает даже больше, чем я. Он видел её игру в одной частной постановке…
Тут уж миссис Риддл не смогла промолчать.
– Моя дочь никогда не выступала ни частно, ни публично. Да как ты смогла выдумать такую чушь!
Мисс Харди укоризненно посмотрела на неё. Женщина явно понимала, что актриса говорит правду, но всё равно отказывалась это признавать.
– Мэй делала много всякого, о чём её мать не догадывается. Да и как может быть иначе? Когда мать делает всё возможное, чтобы подавить любое, даже самое обдуманное желание дочери, подавить саму её натуру, неудивительно, что дочь станет скрытничать. Как я уже сказала, мой брат Клод видел её в одной частной постановке. И убедился, что она не ошиблась в своём желании и может его исполнить, ведь она прирождённая актриса. А потом дело подошло к кульминации.
Мэй написала мне, что закончила колледж. Её мать была в Америке, и настал, насколько она могла судить, подходящий момент, чтобы исполнить мечту – сейчас или никогда. Я показала письмо Клоду. Он заявил, что лучше сейчас. Как раз готовилась пьеса, где он играл, и где была роль подходящая Мэй как перчатка к руке. Небольшая, но всё же. Если она захочет, он мог бы придержать это место для неё. Я написала ответ и передала слова Клода. Она прямо-таки запрыгала от радости – насколько это можно выразить в письме, конечно. Тут они втянули меня.
Мэй должна была отправиться к кому-то из друзей матери, чтобы ждать её возвращения вдали от соблазнов. Если бы она так и поступила, у нас не бы ничего не получилось. Но в последний момент планы изменились. Было решено, что вместо этого она должна поехать к своей тёте – к вам, миссис Пласкетт. Вы не видели её с самого детства и не знаете, как она выглядит. Уже не помню, кто из нас это придумал, но мы решили, что я поеду вместо неё. И буду притворяться ею, пока Рубикон не будет пройден и пьеса не будет закончена. Мэй заявила, что если у неё получится выйти на сцену, столь презираемую её матерью, то её и лошадьми не затащить к прежней жизни. Я хорошо её знаю, и если уж она так решила, значит так и будет. На следующей неделе я собиралась вам во всём признаться, миссис Пласкетт. На самом деле, Мэй должна была приехать и рассказать об этом сама, если миссис Риддл не объявится раньше срока. Потому что премьера пьесы была как раз вчера вечером.
– Где? Говори! – миссис Риддл с лицом темнее грозовой тучи снова схватила девушку за плечо. – Я ещё могу её спасти, даже если мне придётся волоком тащить её по улицам.
Мисс Харди с улыбкой повернулась к ней.
– Мэй не нуждается в спасении, ведь она уже спаслась. Я слышала, что не только пьеса, но и конкретно её роль пользовались большим успехом. А что до таскания её по улицам, вы сами знаете, что говорите чепуху. Она уже достаточно взрослая, чтобы жить как ей нравится. Препятствовать ей у вас не больше прав, чем препятствовать мне.
Тут уж Мисс Харди дала себе волю.
– Мисс, Риддл, вы потратили большую часть вашей жизни, пытаясь опозорить то, что мне дорого. А теперь опозорены вы сами – может это вас чему-то научит. Может глядя на свою дочь, вы поймёте, что женщина на сцене может быть не менее честной и порядочной, чем женщина, подобная вам.
Она сделала реверанс перед разгневанной миссис Риддл…
Такая вот история, Дэйв. Полагаю, высокопарных речей было сказано ещё много, но я устал от всего этого и вышел.
Мисс Харди из принципа покинула дом Пласкеттов в тот же день. Я тоже уехал – мне показалось, что присутствие там более неуместно. Мы отправились в город в одном экипаже – он был полностью в нашем распоряжении.
Позже вечером я наконец увидел Мэй Риддл – настоящую Мэй. Думаю, не секрет уже, что она выступила в новой поделке Петигрю «Пьянящая глупость» под именем мисс Линдхёрст. Это была незначительная роль, однако, как и говорил брат Мисс Харди, она сыграла её блестяще. Не удивлюсь, если она скоро станет звездой.
Возможно, стоило бы пожалеть миссис Риддл. Она тогда чувствовала себя прескверно. Впрочем, она сама в том виновата. Когда мать и дочь расходятся во мнениях и в равной степени упрямы, не угадаешь заранее, кто победит. Может быть это вообще будешь ты.
Что до Дэйзи Харди, кто бы что не говорил о её поступке, её можно назвать – по крайней мере я так делаю – верным другом. Кажется, на следующей неделе она снова собирается к Пласкеттам. Да и я не против к ним съездить, хотя и знаю, что она только посмеётся надо мной. Но меня это не волнует. Между нами говоря, я верю, что в её сердце есть место не только для театра.